Эпоха Последних Слов. Часть вторая. Глава третья - Маски.

    ГЛАВА III. МАСКИ

    Бездонное иссиня-черное небо полыхало зарницами. Звезды висели так низко, что, казалось, протяни руку – и схватишь, зажмешь в кулаке крохотный кусочек вечного света. Возможно, кому-то удавалось. Середина лета всегда богата на чудеса и ясные ночи.

    Червяк забрался на верхушку дерева, на котором болтался скелет, и маленький черный силуэт мальчишки то четко вырисовывался среди мертвых скрюченных ветвей, то полностью пропадал в темноте. Эта удивительно мирная картина успокоила Вольфганга, немного смягчила острые шипы на стенках колодца, в который падала его душа. Он знал, что Рихард жив, но не мог почувствовать, как далеко тот находится – брат словно бы пребывал сразу повсюду и одновременно нигде, слился с остальным миром, наполнил его собой.

    - В тенях, - прошептал ему Сигмунд и успокаивающе улыбнулся. –     Он теперь в тенях, и это не повод для волнений. Любую тень рано или поздно разгоняют лучи солнца.

Они сидели вокруг небольшого костра: восемь неровных силуэтов, вырубленных из мрака оранжевым лезвием огненных отсветов. Молчали. Слушали, как пузырится и шипит закипающая похлебка в обросшем копотью ведре.

    Вернулся Червяк, ведомый то ли запахом еды, то ли подкрадывающейся прохладой, втиснулся между Ивэйной и Элли.

    - Все спокойно? – спросил его Гыр Щербатый, и получил в ответ энергичный лохматый кивок.

    - Вообще-то, у нас тут после наступления темноты не нападают, - немного извиняющимся тоном сказал Хельг Смотри-в-Оба. – Что-то вроде негласного соглашения, общее правило, которого придерживаются все банды. Но мало ли, иногда не вредно и взглянуть на холмы.

    - То есть, днем вы друг друга убиваете, а ночью не трогаете? – спросил Вольфганг.

    - Но ведь всех устраивает. Можно совершенно спокойно дрыхнуть, не боясь, что утром проснешься с отрезанной головой.

    - Дела… вы благороднее любых рыцарей.

    - Почему бы и нет? Хотя, конечно, благородства тут ни на грош – вопрос удобства.

    - И никому ни разу не пришла мысль прикончить конкурентов во сне? Так точно было бы удобнее.

    - Мысль-то наверняка приходила. Но ведь порешишь ты, а на следующую ночь явится сосед и порешит тебя. Как только обитатели холмов перестанут чувствовать себя в безопасности, сразу рванут наносить упреждающие удары. В таких вещах одного примера хватит.

    - Точно. Хрупкое равновесие.

    - Оно, родимое.

    Ивэйна Распрекрасная не без труда натянула на слегка подрагивающую узловатую кисть толстую доспешную рукавицу и, подняв ведро, стала разливать дымящуюся похлебку по глиняным мискам. У орков плошки были значительно больше, чем у остальных, и порции, соответственно, тоже. Синеус отказался от еды, предпочтя ей вновь набитую трубку. Скалогрыз, с которым старик успел поделиться табаком, после некоторых сомнений все-таки отложил курево в сторону.

    - Давно хотелось… горяченького похлебать, - произнес он, вдыхая пар, идущий из миски. – Спасибствуем, значит, хозяюшка.

    Распрекрасная бросила на него гневный взгляд из-под косматых бровей, но ничего не ответила. Больше никто благодарить не решился.

    Ели быстро, обжигаясь и дуя на пальцы. Несмотря на подозрительный сизо-кисельный внешний вид, похлебка оказалась на удивление вкусной и наваристой. В ней попадались даже куски мяса вполне приличных размеров. Орки выхлебывали жижу через край, не усложняя себе жизнь ложками, и разгрызали оставшиеся на дне кости.

    Когда чавканье и скрежет смолкли, ведро опустело, а все вокруг, сыто отдуваясь, постарались придать своим телам как можно более горизонтальное положение, Вольфганг повернулся к Синеусу:

    - Думаю, дальше ждать не имеет смысла.

    - Ну что ж. Наверное, ты прав, господин рыцарь. Пришло время для сказаний. Начну я, пожалуй, немного издалека, как и подобает человеку в моем возрасте.

    Садитесь ближе к костру, да подбросьте поленьев. История темная, немного тепла и света нам не помешает. Повесьте котелок — когда я закончу, всем наверняка захочется разогнать горячим глинтвейном застывшую в жилах кровь.

    Доводилось ли вам, друзья мои, слышать об Аргусе — Двуликом Хранителе Душ? Впрочем, так его называют эльфы и люди, у орков он известен как Двуглавая Погибель, а гномы величают его Бледным Мастером. Пусть имена различаются, да только предания об Аргусе у всех народов сходны. Их не принято рассказывать на пирах, они не записаны в книгах, не особенно популярны у бродячих болтунов, вроде меня. Даже в страшных сказках, что шепчут на ночь непослушным детям, вы не найдете ни одного упоминания об Аргусе. А вот почему.

    Давным-давно, во времена, которых не вспомнили бы и прадеды нынешних стариков, жил великий волшебник, могучий и гордый. По слухам, был он из племени эльфов, но, поскольку в Старшем Народе магия от века принадлежала женщинам, почитался он за выродка, причудливую игру природы, циркового уродца. Был он изгнан из родного города и нашел приют в Братстве Алхимиков, где к любым отверженным всегда относились, как к равным. Но ответного уважения им не суждено было дождаться. Жажда власти, сжигавшая душу волшебника, могла сравниться по силе лишь с ледяным презрением, коим он одаривал окружающих. Аргус — а таково было его имя — изучил великое множество темных тайн мироздания и, ослепленный собственными успехами, задумал познать Хаос. Уже тогда те, кто размышлял над подобными вещами, утверждали, что это невозможно, ведь даже самому Хаосу не дано познать себя. Но Аргусу не было дела до чужих мнений, его высокомерие перешло ту черту, за которой доводы разума перестают иметь значение. В великом гневе обрушивался он на тех, кто осмеливался возражать ему — и однажды в приступе ярости убил своего учителя, мудрого алхимика, пытавшегося отговорить лучшего ученика от безумной затеи.

    Аргус готовился долго. Он знал, что у него будет только одна попытка, ведь Бездна не дает вторых шансов. Но если бы ему удалось задуманное, если бы получилось проникнуть в Сердце Хаоса, поймать его ритм — он обрел бы невероятную силу, перед которой все четыре народа пали бы ниц.

    Но волшебник ошибся. Ни смертному, ни богу не дано увидеть суть Предвечного, а дерзнувшие будут вечно молить о смерти. Так случилось и с Аргусом: Хаос пожрал его.

    То, что вернулось в наш мир с другой стороны бытия, уже не было ни эльфом, ни человеком, ни орком, ни гномом — Хаос исторг из себя ужасное существо, подобное кукле, исковерканной жестоким ребенком: горбатое, двухголовое чудовище на козлиных ногах, с бледной кожей, не способной перенести ни малейшего прикосновения солнечного света. Души у Аргуса больше не было, жадная Бездна высосала ее, оставив лишь гнев и презрение ко всему живому, превратив некогда строптивого колдуна в своего верного слугу.

    С тех пор бродит Двуликий по миру, несет страдание и боль встречным, собирает души павших воинов и ведет их за собой на другую сторону смерти. Отвратительные лица свои скрывает он под масками, а хромоту козлиных ног исправляет костылем, окованным ржавым железом.

    Горе тому, кто столкнется с Аргусом. Не раз отчаянные герои из разных племен выходили против него, но никому не удалось одолеть Двуликого. Если взглянет он левой своей головой, что в маске из красного дерева, охватит тебя пламя его гнева, вспыхнешь, как факел, и сгоришь в мгновение ока. Если же посмотрит правой головой, на которой золоченая ухмыляющаяся маска, то обрушится на тебя холод его презрения, скует конечности, превратит в ледяную статую. Пусть кому-нибудь и удастся подойти к проклятому колдуну вплотную — ударом одной руки отбросит он любого, даже самого могучего орка, на десяток шагов. А уж коли достал Аргус из-за спины свой посох, точно не минуешь смерти: ударит он навершием посоха оземь, и хлынут наружу собранные им души павших воинов, искаженные безумием Бездны злобные призраки. Они не помнят своего прошлого: ни соратников, ни родных, ни врагов – в них осталась лишь ненависть, неконтролируемая тяга к разрушению.

    Впрочем, именно из-за посоха многие славные воины и бросали вызов Аргусу — кому же не хочется заполучить в свои руки такое оружие! Да и маски Двуликого, по слухам, тоже хороши: именно они дают власть над стихиями. Кроме того, Аргус повсюду носит с собой книгу заклинаний. Уверен, любой алхимик, любая эльфийская колдунья готовы отдать что угодно, лишь бы одним глазком заглянуть в этот увесистый древний том. Так что недостатка в противниках у Аргуса нет, да только никто из них не вернулся, чтобы похвастаться трофеями. Правда, старики говорят, будто несколько раз Двуликий погибал в схватках, но всегда возвращался в мир живых, ибо его служба здесь еще не окончена.

    Да, немало страданий причинил Аргус всем четырем народам, но и не раз помогал отчаявшимся, избавлял от страданий обреченных. И никто не знает, по каким дорогам ходит он и куда направляется. Сегодня его замечают на склонах эльфийских вершин, завтра видят на нижних уровнях гномьих подземелий. Как знать, может, именно сейчас ковыляет он по камням к нашему лагерю.

    Вот такая история. Подай-ка табачку, мне нужно набить трубку. Куда это ты уставился, Червяк? Что там, в темноте? Что? Двухголовая фигура на козлиных ногах? Нет, я ничего не вижу. Наверное, ветер. Успокойся, дружок, это всего лишь легенда. Легенда.

    Некоторое время мальчишка не отрывал настороженного взгляда от лица старика, словно подозревая того в чем-то. Потом вскочил и бросился в темноту. В тишине было хорошо слышно, как шлепают по базальту его босые ноги.

    - Побежал проверять, - прокряхтел Хельг, осторожно коснулся скрюченных пальцев Ивэйны Распрекрасной, которая тревожно поглядывала в ту сторону, где исчез Червяк. – Не волнуйся, красавица. Ничего с ним не случится.

    Старуха отдернула руку и, поджав сухие губы, принялась собирать в ведро грязные миски.

    - Складно баишь, - сказал Синеусу Щербатый, широко зевнул, показав всю необъятную ширину своей пасти. – Но я все равно не уснул.

    - Мда, дедуль, - подхватил Смотри-в-Оба. – Сегодня сказка Гыру не понравилась. А вот моему тяжеловозу, вроде бы, пришлась по душе, - он указал на Ыра, давно уже повернувшегося мускулистой спиной к костру. – Кажись, дрыхнет.

    - Нет, - прогудел густой бас с другой стороны зеленой громадины. – Я слушал.

    - На тебя не похоже, - усмехнулся безногий гном.

    Орк не ответил. На лагерь вновь опустилась тишина, пустая и прохладная, одну за другой глотающая искры, отрывающиеся от костра.

    - Я тоже слушал, - сказал Вольфганг, хотя умиротворенность, наполнявшая все его тело, отчаянно сопротивлялась любым разговорам. – Но так и не понял, старик, какое отношение эта байка имеет ко мне и моему брату.

    - В ней – ответ на один из твоих вопросов, - улыбнулся Синеус.

    - На какой?

    - На тот, который ты еще не задал.

    Вольфганг сел прямо, и под его недобро сведенными бровями залегли густые тени.

    - Что ты делаешь, старый дурак? Думаешь, мы тут в игрушки играем? Загадываем загадки? Развлекаемся? Речь идет о жизни моего брата! Зря я поверил тебе днем – ты обманул меня…

    - Не спеши! – оборвал его Синеус. – Ты не понимаешь и не хочешь понимать. Ты привык, чтобы все вокруг было просто и доступно, привык размышлять над отвлеченными, абстрактными и никому не нужными материями, а все насущные проблемы решать ударом меча или быстротой лошадиных ног. Так вот: чаще всего побеждает тот, кто поступает иначе. Но если ты хочешь прямых, легких, ответов, изволь. Спрашивай.

    - Где мой брат?

    - Сектанты везут его в Заставные Башни. Наверное, там он будет к завтрашнему утру.

    - Что с ним сделают?

    - Пока не придет в себя, ничего. Им очень интересно, что же ему снится.

    - А зачем я здесь? Бездна тебя побери, какая польза Рихарду от меня, если я посиживаю на краю мира, в Богами забытой глуши?

    - Метеориты.

    - Что?

    - Метеориты. Камни, падающие с неба. Ради них ты здесь.

    - Но…

    - Только они помогут справиться с тьмой, завладевшей твоим братом. Видишь ли, метеориты – это не просто куски скалы. Внутри каждого из них скрыт очень ценный материал – металл, из которого сотворена Внешняя Сфера нашей вселенной, Сфера, уже на протяжении сотен тысячелетий ограждающая хрупкое мироздание от безжалостной ярости внешнего Хаоса. Для всех порождений Бездны этот металл – словно остро заточенная раскаленная сталь для обычного человека. С его помощью их можно не только отпугнуть, но и уничтожить. Будь он у тебя во время сражения с тварью, убившей храброго Гром-Шога, ты бы одолел ее.

    - Хорошо, - протянул Вольфганг. – Значит, мне нужно…

    - Прими участие в ближайшей охоте вместе с Ловцами, а в случае удачи отправляйся с ними к заказчикам – на юг, в Девятую Цитадель.

    - Хм, я думал, она дальше.

    - Если бы вы продолжали ехать по Тракту, то, конечно, потеряли бы зря много времени. Только через пару дней добрались бы до Червивого Камня, а уже от него свернули бы на юг.

    - Поначалу мы так и планировали…

    - Те, кто прокладывали Тракт, не рискнули соваться в эти холмы. Они всегда считались гиблым местом. Но через них можно неплохо сократить дорогу.

    - В этом ты точно мастер, сказитель.

    - Давно живу на свете, привык искать короткие пути.

    - Хорошо, но… зачем мне туда?

    - Они не зря щедро платят за небесные камни. В Девятой Цитадели уцелело немало членов Братства, и сейчас они занимаются очень важными исследованиями. Никто, кроме алхимиков, не сможет изготовить оружие из металла Сферы.

    - Как мне убедить их помочь мне?

    - Не беспокойся, этим займусь я.

    - Ладно. Но почему тогда ты сам не заберешь оружие? Я так понимаю, у тебя на Погонщиков и их хозяев тоже имеется зуб.

    - Имеется. Но к оружию из небесного металла я не могу прикасаться.

    - Почему?

    - Потому что оно убьет меня.

    Вольфганг почувствовал, как кровь приливает к лицу, пробиваясь тяжелыми толчками сквозь слишком узкие вены, расползается колючим теплом под кожей щек и висков. Мысли в голове гудели тяжело, беспорядочно, словно встревоженный осиный рой. Самые разные, самые смешные и страшные варианты сменялись один за другим, отбрасывались, забывались моментально. То, что сказочник немного не в себе, он знал с их первой встречи, но и предположить нельзя было, насколько сильно оторван усатый выдумщик от реальности.

    Или? Все эти исчезновения и появления, все эти «тайные тропы», лошадь, лишенная возможности двинуться с места, разлетевшийся на мелкие куски меч. Способен ли на подобное простой колдун? Пусть даже и постигший когда-то мудрость алхимиков?

    С трудом разлепив внезапно пересохшие губы, Вольфганг спросил:

    - Кто ты, старик?

    Вместо ответа Синеус отложил трубку и, покряхтывая, поднялся. В отсветах огня его лицо казалось вылепленным из красной глины. Может, так оно и было. Может, это всего лишь маска – морщинистая, обветренная, украшенная пучками белой щетины и длинными седыми усами. Маска, под которой бьется совсем иная, непостижимая жизнь.

    - А вот тот самый вопрос, - сказал Синеус и шагнул прочь от костра, в темноту.

***

    Вольфганг не мог заснуть. Лагерь вокруг давно погрузился в сон: тяжело, утробно храпел Щербатый, заглушая ровное, глубокое, похожее на шум морских волн дыхание Костолома и сиплое поскрипывание Хельгова носа, Элли и Распрекрасная скрылись в одном из походных шатров, а Синеус ночевал в крайней хижине, слепленной из глины, соломы, камней и огромных желтых костей – не то ребер, не то клыков какого-то доисторического зверя.

    Харлан и Скалогрыз расположились на тюках с припасами, примостив под головы седла, и теперь спокойно посапывали, ничего не страшась. Рыцарь тоже не боялся – чувство, не дававшее ему покоя, мало походило на страх. Скорее, его можно было назвать удивлением. Всепоглощающим неверием в происходящее. Его разум отказывался сдаваться без боя и принимать как должное новую, непрерывно меняющуюся реальность.

    Мало того, что привычная жизнь обрушилась, подобно прогнившей крыше, раздавив любимых и близких, превратив друзей в обезумевших чудовищ. Теперь он еще и оказался в самом центре урагана, разрушающего мир. Здесь ни на кого нельзя было положиться, и никому нельзя было доверять. За трое суток, миновавших с той ночи, когда они с братом допивали грог на лесной поляне, успело произойти столько событий, что в иные времена хватило бы на пять лет.

    А ведь всего двумя месяцами ранее, ничтожные шестьдесят дней назад, они вдвоем возвращались с родного хутора в Заставные Башни, и, проезжая через вольный город Иснар, попали на какой-то праздник. Пыльная площадь, стиснутая со всех сторон черно-белыми фасадами и красными черепичными крышами домов. Серая башня ратуши, окутанная легкой синеватой дымкой. Удушливые запахи конского навоза, протухшей рыбы и копченой колбасы. Безликая, бесконечная толпа. Уличные артисты в пестрых костюмах, на лицах – бесчувственные улыбки, в руках – тамбурины и куклы, в глазах – жажда и похмельная мука. Горожане и крестьяне. Нищие. Шарманщики. Проповедники. «Покайтесь, люди! Ибо грядет Последний День, когда Проклятье будет досказано, и в прах обратятся слова и дела ваши, и пылью изойдут ваши надежды! Покайтесь, люди, ибо не спасти вам ни имущества, ни памяти, ни жизней своих, ибо освободитесь от ненависти и любви, от гнева и сострадания! Но тот, кто сейчас сеет зло, пожнет тьму и пустоту, а тот, кто добро несет, уйдет в свет к новой жизни! Покайтесь, люди!»

    Знали бы они тогда, что тьма и пустота поджидают всех без исключения. И уцелевших – в первую очередь.

    Вольфганг честно попытался заснуть, но забытье не спешило избавлять его от дум. Закрыв глаза, видел он лицо брата, видел вновь ту согретую майским солнцем площадь и Рихарда, брезгливо расталкивающего грязных, обросших фанатиков. Теперь от него, от молодого плечистого парня, мечтавшего о славе и подвигах, зависели судьбы мира. Если, конечно, верить старому полубезумному сказочнику.

    Со вздохом рыцарь поднялся, подошел к своим походным сумкам, вытащил книги, взятые в цитадели алхимиков – «Тайные Обители Стихий» и «Учение и Судьба Погонщиков Теней». Первая, как оказалось, стала теперь лишним грузом, бесполезной стопкой страниц. Вторая, захваченная просто так, скорее из любопытства, чем из реальной необходимости, превратилась в единственный источник сведений о врагах.

    Вольфганг взвесил том «Тайных Обителей» на ладони. Порядочно. Пожалуй, не стоит все-таки его выкидывать – мало ли, как повернется судьба на следующее утро. Вдруг окажется, что эльфы умудрились отбить Рихарда у приспешников нечистой силы. Если те, само собой, вообще существовали. Пока ему не встречалось еще ни одного сектанта.

    Вольфганг бросил взгляд на рогатую хижину, приютившую Синеуса. Все, что рыцарь знал о нынешней участи Рихарда, исходило только от седого сказочника. Верил ли он ему? Определенно, верил – иначе бы не оказался здесь. Доверял ли? Ничуть. Старик, кто бы он ни был, явно вел какую-то свою игру, добивался собственных, еще неясных, загадочных целей. До тех пор, пока они совпадали с целями Вольфганга, тот ничего не имел против сотрудничества. Но нужно постоянно быть начеку.

    Он вернулся на свое место, подбросил поленьев в затухающий костер, расположился на засаленной козлиной шкуре и открыл книгу с искаженным символом Ордена на обложке. Света все равно не хватало, рыцарь щурился, пытаясь разобрать ползущие по желтым страницам закорючки символов. Букву за буквой, слово за словом.

    «Долгие лета сия история была окутана мраком. Долгие лета скрывалась она от взоров славного рыцарства. Но не из страха перед возмездием и не из стыда – единственное, что удерживало меня от раскрытия всех подробностей, было естественное желание уберечь молодых послушников от тех темных соблазнов, что предлагает учение Проклятой Секты, от тех необъятных, но гибельных возможностей, что открывает оно перед молодыми умами и неокрепшими душами. Однако теперь, на склоне лет, вынужден я, скрепя сердце, раскрыть секреты и поведать обо всем, что мне известно, дабы оставить после себя наставление и предупреждение следующим поколениям, предостеречь их от ужасных ошибок, которые однажды уже чуть было не привели к падению Ордена…»

    Веки Вольфганга наливались мягкой липкой тяжестью – книга сработала не хуже сон-травы. Он помотал головой, пытаясь разогнать оцепенение, но тягучие, многословные предложения убаюкивали, словно материнская колыбельная. Более того, теперь он не мог оторваться от них и продолжал, будто заколдованный, скользить взглядом по неровным, прерывистым строчкам.

    «…и да простят меня братья, отдавшие свои жизни за то, чтобы навсегда захлопнуть дверь, ведущую во тьму. Нет во мне ни малейшего желания приоткрывать сию дверь и даже касаться ее, но каждый будущий Паладин должен знать, что именно таится за ней, о каких отвратительных тайнах молчат наши летописи, а также почему величайшее и самое главное оружие нашего Ордена уже много лет как забыто и запрещено. Ибо только знание указывает путь к истине…»

***

    Разбудил его Хельг Смотри-в-Оба.

    - Летит! – истошно вопил безногий гном. – Летит, ядрена кочерга!

    Рыцарь вскочил, уронив книгу, схватился за скипетр. Белый утренний свет больно резанул по глазам, заставил зажмуриться. Беспрерывно моргая, Вольфганг побрел прочь от костра и чуть не столкнулся с Ыром Костоломом, который как раз собирался подобрать кричащего коротышку. Тут он окончательно пришел в себя и вспомнил, где находится.

    - Ну и хреновина летит! – продолжал надрываться Хельг, усаживаясь на плечи Ыра. – Ты только глянь!

    Рыцарь поднял глаза. Под серыми облаками несся огненный ком метеора, оставляя за собой почти идеально ровную полосу густого черного дыма. Расчертив ей полотнище неба пополам, он рухнул среди холмов к западу от лагеря.

    - Близко упала, - просипел Смотри-в-Оба. – Щас ка-а-ак дробанет!

    И точно – через мгновение в уши ворвался оглушительный грохот, от которого сводило зубы и подгибались колени. Гром небесный и рокот пушечного выстрела, смешанные в один невероятный коктейль. Следом налетел порыв ветра такой силы, что Вольфгангу пришлось схватиться за локоть Костолома, чтобы устоять на ногах.

    - Их-х-х-а-а-а! – восторженно взвыл Хельг, потрясая кулаками над головой. – Знатная хреновина свалилась! Быстро к ней!

    - Куда? – проревел растерянно хлопающий глазами Скалогрыз, видимо, разбуженный только взрывной волной. – Какого?...

    - Бежим! – ревел Хельг. – Нельзя терять ни минуты! Быстрее, давайте быстрее! Мы должны добраться до булыжника первыми! Оставьте лошадей, им не пройти по скалам! Бегом за мной!

    Харлан, едва натянувший сапоги, путался в рукавах куртки. Скалогрыз, тяжело дыша, прилаживал пневмоступы к подошвам. Вольфганг повесил через плечо дорожную сумку с кадилом и целебными порошками, прицепил к поясу скипетр. Гыр Щербатый, закинув щит за спину, проверял пальцем остроту своего самодельного тесака.

    - Ну что вы медлите?! – подгонял их Хельг, беспокойно ерзая на плечах Костолома. – Живее, братцы, живее же! Утянут прямо из-под носа ведь…

    И вот они уже бежали. По скалистым склонам, среди острых, как бритва, выступов и гигантских камней, способных раздавить их, словно букашек. По узким мостикам, нависающим над дымящими расселинами и провалами, по едва заметным тропкам мимо мертвых деревьев, увешанных ржавыми клетками с истлевшими, исклеванными останками в ворохах гниющего тряпья. То тут, то там попадались вонзенные в землю колья и копья, с насаженными на них черепами. Небо вновь было полно стервятников: в основном, они кружили над тем местом, откуда поднимался густой черный дым – точкой падения метеорита.

    - Чуют, сволочи! – крикнул Хельг Смотри-в-Оба, единственный из семерых, кому не приходилось беречь дыхание для бега. – Уже собрались на пир!

    «Это вы их приучили!» - хотел ответить Вольфганг, но решил, что не стоит тратить силы. Он еще не начал уставать, молодое, тренированное тело, подогретое предчувствием грядущих опасностей, без труда справлялось с нагрузкой. Однако впереди ждала битва, а перед битвой только глупец станет попусту препираться с соратниками.

    Они бежали. Тяжело, упруго прыгал с булыжника на булыжник Ыр Костолом, едва шевеля руками с намотанными на них цепями кистеней. Гыр Щербатый, наоборот, припадал к земле, опирался кулаками, отталкивался ими, будто гигантская зеленокожая горилла, помогая себе двигаться вперед. Пневмоступы Скалогрыза несли его размеренными широкими шагами. Позади всех, отдуваясь и беспрерывно сплевывая, ковыляли Харлан и Синеус.

    От них не будет никакого толку на поле боя, - подумал рыцарь. – Они уже измождены, уже измотаны, уже выжаты до предела. Сказочнику мешает возраст, торговцу – выпитое в последние годы вино и съеденное мясо.

    Но он опять промолчал. Справа под ребрами зашевелилась собственная усталость, пока еще крохотный комочек едва заметной, тянущей боли. Стоит сбиться с ритма или начать говорить, и он тут же примется расти.

    - Давайте, ребятушки! Поднажмем! – верещал Хельг, сжимая в коротких руках свою шестиствольную аркебузу. – Не тормозить! Вышли, взяли, и назад!

    Столб черного дыма приближался. Уже можно было различить хриплый клекот птиц, устрашающе вьющихся вокруг него. Сейчас. Сейчас начнется.

    Вольфганг обогнал Костолома и вылетел на гребень холма первым. Перед ним раскинулась впадина, окруженная вздыбившимися скалами и сухими остовами деревьев. Почти в самой середине ее темнела круглая яма воронки, на краю которой копошились несколько существ, чью принадлежность рыцарь смог определить далеко не сразу – из-за слишком пестрых одеяний и толстого слоя сажи, покрывавшего лица.

    - Твою дивизию! – ругнулся Смотри-в-Оба. – Опоздали!

    От банды, успевшей к месту падения первой, отделился плечистый детина и направился к ним. По тому, как он переваливался с ноги на ногу, почти доставая пальцами земли, и по здоровенной, окованной железом дубине Вольфганг определил орка. Так оно и вышло: зеленокожий остановился, разглядывая новоприбывших, потом пригнулся и утробно зарычал, потрясая над головой оружием.

    - Валите прочь! – взревел он. – Это наша добыча!

    - Ну уж нет! – ответил безногий гном. – Мы увидели ее первыми! Просто вы оказались ближе!

    - Попробуй взять, - оскалился варвар. – И я оторву тебе руки!

    - В бой! – взвыл Хельг и выстрелил. Перемазанный в саже орк отпрыгнул, избежав ранения. К нему на помощь уже спешили остальные – Вольфганг с удивлением рассмотрел среди них одного гнома и пару людей. Видимо, банда была такой же разношерстной.

    Он принялся рыться в сумке, доставая кадило, мешок с целебным порошком, чувствуя, как утекают драгоценные секунды. Руки немного тряслись. Костолом и Щербатый пронеслись мимо, следом пропрыгал Скалогрыз, целясь в кого-то из аркебузы, потом...

    Удар. Крик, ненависть, боль. Скрежет зубов. Снова вопль – в нем страх и ярость, слившиеся в одно, цельное, единое безумие – его собственный вопль. Наотмашь скипетром по грязной бородатой роже напротив, перекошенной в таком же крике. Хруст сминаемых хрящей, лязг разбиваемых зубов. Теплые капли крови на щеках.

    Быстро, быстро. Каждое движение должно быть молниеносно. От этого зависит жизнь. От этого зависит победа.

    Оружие в руках наливается непривычной тяжестью, камень под ногами стал скользким, и теперь нужно не просто отбивать удары, но еще и удерживать равновесие. Грохот аркебузы над самым ухом. Враг отлетает в сторону, освобождая на мгновение мир вокруг. Звенит в голове, перед глазами плывут цветные круги. Он не помнит, как это началось. Он не знает, когда это закончится. Возможно, будет продолжаться вечно.

    И снова. Снова. Гнев раздирает глотку. Чужое лезвие, кривое и щербатое, бьется в скипетр. Его хозяин замахивается второй раз. Ногой ему в промежность. Отскочил. Жизнь продлилась на мгновение. Удар.

    Противник поскальзывается и падает, Вольфганг бросается к нему, поднимая скипетр. Добить. Не дать подняться. Краем глаза видит, как Ыр вращает вокруг себя чудовищные шипастые гири на толстенных цепях. Одна из них попадает по тощему человеку в кожаной куртке, обшитой металлическими пластинами. Да будь там хоть сплошной стальной доспех – надеяться не на что. Беднягу отбрасывает на несколько шагов, и приземляется он уже мертвым, измятым мешком раздробленных костей и изувеченных внутренностей. Второй человек успевает поднырнуть под кистенем и его лезвие достигает цели, вонзается в зеленый бок орка. Тот ревет, а через долю секунды реагирует Хельг: выстрел из всех стволов окутывает сцену дымом.

    Вольфгаг добивает упавшего, мчится на помощь, не раздумывая о том, что в пылу схватки сам запросто может получить палицей. Костолом нервно топчется на месте, растирая когтистыми пальцами рану. Кровь льется тоненькими струйками. Доставший его лежит на земле, раскинув руки. От его головы почти ничего не осталось – все шесть зарядов Хельга угодили в цель.

    Паладин взмахивает кадилом, окутывая орка зеленым дымом.

    - Вдыхай! – кричит он. – Вдыхай глубже!

    Костолом шумно, судорожно вдыхает. Рана начинает затягиваться.

    Впереди, в десяти шагах, Гыр бьется с другим варваром – чужим, тем самым, что встретил их первым. Плечо в щит, тесак в дубину, огромные пасти клацают желтыми клыками в нескольких сантиметрах друг от друга. Рядом прыгает, размахивая аркебузой гном. Вольфганг не сразу узнает Скалогрыза. Глухой сапер, видимо, расстрелял все патроны в аркебузе и теперь использует ее в качестве молотка, ожесточенно лупит прикладом по зеленой потной спине.

    Гыр резко взрыкивает, отпихивает врага от себя. Тот, удержав равновесие, с размаху бьет ногой ему в щит. Гыр опрокидывается на спину. Тут же Костолом срывается с места, оглашая окрестности ревом, от которого наложили бы в штаны даже скелеты, висящие на высохших деревьях. Орк с дубиной бросает на него быстрый взгляд, разевает пасть в угрожающем оскале и бежит прочь, не оглядываясь.

    - Чеши! – кричит ему Скалогрыз. – Чеши отсюда, придурок.

    Гыр поднимается с земли, угрюмо озираясь.

    - О! Победа! – вопит Хельг. – Наша взяла!

    И правда. Больше никого не осталось. Вольфганг насыпает в кадило еще порошка, ждет пока он разгорится, подходит к соратникам, столпившимся над воронкой, принимается окуривать их дымом. Вниз он не глядит. Это после. Неужели все уцелели? Вот Харлан, запыхавшийся, грязный, измученный. Вот Скалогрыз, довольный и гордый собой. Вот Ыр и Гыр, одолевшие большую часть врагов, покрытые многочисленными порезами и ссадинами. Вот Хельг, деловито перезаряжающий аркебузу. Кого нет?

    Время дернулось и вернулось в привычное русло.

    Вольфганг утер пот со лба, спросил:

    - А где старик?

    - Хм, - Смотри-в-Оба начал озираться. – Не вижу. Тут и спрятаться-то негде. Сдристнул, небось. Да и слава Гранитным Предкам. Не стариковское это дело – в драки ввязываться.

    - Бездна! Кто-нибудь видел его? – почти закричал Вольфганг.

    В ответ только недоуменные взгляды и пожимания плечами.

    - Ладно, разберемся, - заворчал Хельг. – Ырушка, давай-ка спустимся, вытащим камешек. Сдюжишь?

    - Попробую! – прогудел Костолом.

    - Отлично. Если горячий, не переживай. Тебя рыцарь наш в дороге подлечивать будет, ххе-ххе…

    Орки принялись сползать в воронку. Вольфганг осмотрелся. Действительно, ни следа старика. Он побежал к холмам, туда, откуда они пришли. Мимо окровавленных трупов, отсеченных конечностей, разбросанного оружия. Поднялся на гребень, тяжело дыша, обливаясь потом.

    - Сигмунд! – позвал он, сложив ладони рупором. – Эге! Сказочник!

    Тишина. Только доносятся сзади подбадривающие сентенции Хельга:

    - Эх, поднажми! Еще! Раз-два, взя-а-али! Раз-два, взя-а-али!

    Неужели Синеус снова ушел? Срезал, мать его, тайными тропами. Вокруг только скалы: серые, молчаливые, древние. Что-то произошло со стариком здесь, но от них не добиться ответа. Слева, за острым, изящно изогнутым выступом, виднелась сложенная из каменных блоков стена башни. Показалось, или там действительно слегка шевельнулись тени?

    Вольфганг направился туда. Осторожно. Медленно. Опустил на землю кадило, снял с пояса скипетр, так и не очищенный от крови и прилипших волос. Шаг за шагом. Поскрипывали сапоги, с хрипами вырывалось наружу дыхание. Услышит ли его приближение тот, кто прячется в башне? Сказочник ли это? Или один из чужих ловцов укрылся тут? Может, засада?

    Рыцарь обогнул выступ скалы. Башня возвышалась перед ним низкой бочкообразной развалиной, необитаемой уже не один десяток лет. Обвалившиеся зубцы, обрушившиеся перекрытия, расползшийся по стенам мох. Черный прямоугольник входа. Вряд ли там вообще кто-то есть. Просто показалось.

    Он шагнул внутрь, сжимая скипетр обеими руками, готовый нанести удар и сразу выскочить наружу. Здесь было темно и сыро, дневной свет едва проникал сквозь щели в потолке. Но его хватило, чтобы различить движение впереди. Громоздкий, неясный, смутно угадываемый силуэт.

    - Стоять! – сказал Вольфганг. – А ну…

    - Ты ищешь старика? – раздался голос из мрака. – Сигмунда Синеуса?

Знакомый голос. Изменившийся, зачерствевший, но узнаваемый.

    - Да.

    - Он умер. Не выдержало сердце. Я должен был предвидеть…

    - Сердце? А где тело?

    - Здесь. Прости меня, Вольфганг, сын Франца, внук Роберта и брат Рихарда. Мне не хотелось так долго держать тебя в неведении.

    - Во имя Ушедших Богов, что происходит?! Кто ты? Где Синеус?!

    - Вот он. Вот я.

    Силуэт впереди двинулся и вышел на свет, оказавшись вдруг совсем близко, прямо перед Вольфгангом. Тот не успел даже отшатнуться. Тьма сгустилась, оформилась в высокую двухголовую фигуру, стоявшую вплотную к рыцарю, у которого перехватило дыхание от открывшегося зрелища. Ведь на него в упор смотрели две потрескавшихся деревянных маски. Одна золоченая, вторая – из красного дерева.