Почувствуй себя Сапковским - Трисс МеригольдТрисс Меригольд - персонаж, который рано или поздно должен был поплатиться за чрезмерную наивность и бесхребетность. А уж после ухода в мир иной троицы - Геральта, Йеннифер и Цири, Ложа чародеек явно бы с нее взыскала...
_______
Солнце только начало подсвечивать холодным сиреневатым светом башни и резные кровли Новиграда, заглядывая в сквозящие осенним морозцем переулки и пытаясь пробиться сквозь тяжелые от пыли занавеси богатых домов… Окованные сталью колеса тюремной повозки скрежетали по булыжной мостовой, призывая влиться в толпу разномастных зевак, спешащих на площадь. Сегодня власти города предоставили жителям и гостям столицы необычное развлечение – казнь чародейки. Магичка, закованная в двимеритовые браслеты и такой же ошейник сидела на прогнивших от мочи и крови досках телеги и, казалось, не замечала злобных окликов толпы.
- Люди, - думала Трисс, - ради них я уже умерла однажды, на Содденском холме, но им нужна еще одна моя смерть. Нет для них ничего непосильнее, чем быть должным… Война закончилась, земли поделены, контрибуции выплачены, но остается еще один долг – быть благодарным. И, чтобы избавиться от него, люди готовы на все – предавать, клеветать, превращать победы в поражения, а героев в убийц.
Обрюзгший стражник с серым от щетины и пьянства лицом вытолкал Трисс из повозки, когда они подъехали к центральной площади. Там все было уже готово: глашатай в мантии цветов королевского штандарта со скучающим видом покручивал в пальцах пергамент с приговором. Палач правил точильным камнем огромный топор, лезвие которого горело хищным проблеском в лучах холодного солнца, обжигало глаза, но запекшаяся кровь на лице чародейки не позволяла щуриться. Трисс взошла на платформу. Откашлявшись, глашатай начал:
- Сегодня, по приказу Его королевского Величества… состоится казнь магички Трисс Меригольд…
В глубине балкона городской ратуши, надежно укрытые от посторонних глаз резными колоннами, почерневшими и оплывшими от старости, будто причудливые сталактиты, за казнью наблюдали двое. Лица их скрывали глубокие тени капюшонов.
- Нет, так нельзя! Она – одна из нас! Мы должны ее спасти! – воскликнула одна из женщин.
- Подумай, Фрингилья, - шепотом произнесла вторая. - Из-за нее мы упустили Йеннифер, из-за нее сбежала Цири, а с ней, и наш шанс на спасение этого мира. Да и после градобития, которое, кстати, ОНА устроила, народ жаждет крови…Чародейской крови… Короли и простые крестьяне – все, только и говорят, что теперь чародейки захватили власть и решают их судьбы. После войны пришли нищета, разруха и голод, и винят в этом нас … Трисс – вынужденная жертва, ради общего блага.
- Нет, Филиппа, этот сброд, – чародейка бросила холодный взгляд на звереющую толпу на площади, – никогда не напьется кровью тех, кто отличен от них. И здесь, в Новиграде, со смертью Трисс мы потеряем все – неприкосновенность, страх людей, власть, а затем и жизнь.
Фрингилья Виго развернулась на каблуках и скользнула в резную арку, взвивая тонкие струйки пыли подолом плаща.
- Трисс Меригольд, вы обвиняетесь в содействии предателям, в массовом убийстве десяти человек в Ривии, а также в причинении материального урона, вследствие градобития, вызванного вами в этом городе. В связи с чем, приговариваетесь к смертной казни через отсечение головы.
- Убить ведьму! Правильно! – донеслось из толпы.
- От них все беды! Они – дьявольские отродья! – обезумевшим голосом орал пьяный монах со ступеней храма.
Стражник снял двимеритовый ошейник и, грубым толчком опустив чародейку на колени, уткнул ее щекой в древесину плахи. В лицо дыхнула сладковатая вонь пропитавшегося кровью дерева. Трисс не плакала и даже не боялась. Навалилось тупое чувство безразличия, оно сковало тело, иссушило горло…
Палач занес тяжелый топор. Трисс видела, как солнце золотится на царапинах, оставленных точильным камнем на кровожадной стали и невольно улыбнулась.
Толпа охнула и затихла.
В тишине замершей площади мягкие крылья ночной птицы прошелестели будто:
- Ради общего блага…
Но звук этот потерялся и погиб в нарастающем шуме разбредавшейся по своим делам толпы. Тело унесли, и на плахе осталась лишь отсеченная прядка золотисто-рыжих волос, скрепленных, словно сургучом, каплями чернеющей крови. Вот оно – золото века чародеек и героев, ведьмаков и чудовищ, золото – более никому ненужное и никем не ценимое… Погибшее золото.
